я и не подумала – казалось само собой разумеющимся, что она сейчас находилась в шатре. А Нюта оказалась в комнате. Она сидела на кровати и делала записи в толстой тетради. Мое появление ее удивило не меньше, чем меня ее присутствие.

– Ты разве не на медитации? – невольно спросила я.

– Медитации по расписанию обязательны только для ретритеров. У меня свое расписание. А ты почему здесь? Что-то случилось?

– Я больше не могла сидеть. Ноги затекли.

– Нужно было прерваться, а потом продолжить. Надо развивать терпение.

В этот момент у меня не нашлось чувства юмора. Не знаю, что именно отпечаталось на моем лице, но Нюта ретировалась.

– Ну, да ладно, что теперь об этом говорить. Отдыхай, а потом мы вместе пойдем на завтрак, – сказала Нюта со смущенной улыбкой.

Мне хотелось послать ее куда подальше, но я сдержалась. Не стоило портить с Нютой отношения. Она могла мне быть еще нужна.

12

На территории «Трансформатора» все оставалось прежним, но это был словно другой лагерь. Люди, которые мне попадались по дороге в столовую, ни на кого не смотрели. Их лица выглядели напряженными. Кое-кто нес на губах улыбку, но это теперь была редкость.

И та же атмосфера обнаружилась потом в кантине. Каждый из ретритеров словно никого рядом не видел. Все смотрели себе в тарелку или поверх голов других ретритеров. Так это полагалось. Своих вчерашних знакомых я увидела в разных местах кантины. Инесса выглядела сонной, Агата – замкнутой, Леша – джихадистом в молитве перед совершением теракта. Врозь были, понятное дело, и Римма с Ромой: он сидел в мужской части кантины, она – в женской.

Наскоро позавтракав, я отправилась к Парджаме. Постучав в ее дверь, я, не дожидаясь разрешения, открыла ее и вошла в комнату. Там я застала Парджаму в разговоре с Галиной. Мне незачем было церемониться, и я обратилась к Парджаме:

– Я сказала тебе вчера, что у меня к тебе неотложное дело, но ты не стала меня слушать. Поговорим тогда сегодня?

Обе женщины смотрели на меня как завороженные. Затем Галина перевела взгляд на Парджаму, и та, не спуская с меня глаз, попросила:

– Побудь в холле, пока я не закончу с Галиной.

Но Галина простодушно ей возразила:

– Да я тебе уже все рассказала. Я пойду.

С этими словами она поднялась со стула и вышла из комнаты.

Когда мы остались вдвоем, Парджама усмехнулась, качнула головой из стороны в сторону и сказала:

– Ну, рассказывай о своем деле. Только прямо и коротко.

Так я и сделала. Я сказала, что у меня есть сестра. Она, как мы все думаем, должна быть в «Трансформаторе». И я здесь потому, что мне с ней срочно надо встретиться.

У Парджамы сдвинулись брови. Она меня не понимала. И это было не притворство.

– Ты приехала сюда с сестрой? – спросила она.

– Все по-другому. Она приехала сюда раньше и, наверное, живет в верхнем лагере.

– Как зовут твою сестру?

– Эля.

Глаза Парджамы выдали ее: она знала, о ком я. И все же спросила:

– А фамилия?

Я назвала. Теперь взгляд Парджамы словно провалился внутрь. Она все так же смотрела на меня, но в ее глазах пропало какое-либо выражение. Эля здесь, теперь уже можно больше не сомневаться, мгновенно заключила я.

– Что именно тебе надо от нее? – наконец произнесла Парджама, и это прозвучало как косвенное подтверждение моего вывода.

Я решила, что наступил тот момент, когда надо рассказать ей все в подробностях. Но только я начала о том, как мне позвонила мать и я узнала от нее, что Эля куда-то уехала, как Парджама меня перебила:

– Зачем ты мне это рассказываешь?

Взгляд у нее стал холодным. Так ведут себя начальники, чтобы осадить назойливых просителей.

– Мать сходит с ума. Она уже заявляла в полицию…

– И что?

Наверное, я была уже тысячная родственница, которая пугала ее полицией. Глупо было, конечно, это делать – все знают, что полиция в таких случаях напрягаться не будет. Я и сама говорила это матери.

– Не будем о полиции. Будем о матери. Она сходит с ума от неизвестности. Ей всего-то только надо знать, что с ее дочерью все в порядке.

– Так и скажи ей это.

Тут у меня сдали нервы.

– Ты и правда ничего не понимаешь?! Будь человеком, устрой мне встречу с Элеонорой!

– Об этом не может быть и речи.

– Почему?

– Что за глупый вопрос!

Я не стала спрашивать, почему такой нормальный вопрос оказался глупым, я просто понизила планку.

– Скажи тогда Эле, чтобы она позвонила матери. Ну, пожалуйста. Только это, – взмолилась я.

И тут она сжалилась:

– Я передам ей твою просьбу, иди уж.

– Мне нужен ее ответ, – не отступала я.

– А вот это я не гарантирую.

– Я не уеду отсюда, пока не получу ответ от Элеоноры, – заявила я Парджаме.

– Иди уж, наконец, – только и сказала она.

Прозвучало это вроде добродушно. Я ушла.

* * *

Я шла от Парджамы летящей походкой. Наконец-то у меня что-то получилось. Вполне возможно, что Парджама передаст Элеоноре мою просьбу уже сегодня. Когда Элька услышит о моем приезде, то, конечно же, захочет со мной увидеться и отправится искать меня в нижнем лагере. Проще всего ей будет найти меня в кантине. Туда она и придет в обед или ужин.

* * *

На меня нашло умиротворение. Я перестала гнобить себя и ругать «Трансформатор». Когда раздался гонг, зовущий на очередную медитацию, я вместе со всеми снова отправилась в шатер и осталась там до обеда. Мне даже полюбилось находиться среди тихих, замкнутых на себя ретритеров. И мне нравилось время от времени так же, как и они, полностью замыкаться на себя. Не обращать внимания на других, ничему не придавать значения, интересоваться только особенностями собственного дыхания. Мне стало удаваться все дольше, ни о чем не думая, наблюдать за изменениями в своих вдохах и выдохах, следить за их глубиной, отмечать всякие мелкие ощущения в теле. Меня соблазняла цель: научиться отключаться от ненужных мне тревог и сомнений. И я, как спортсмен, ценила всякое микроскопическое улучшение предыдущего результата.

И вот настал обед. Я села со своим супом у входа в кантину, чтобы лучше видеть всех входящих. Элеоноры среди них так и не обнаружилось. Конечно, должен был быть еще ужин. Но уверенности в своих ожиданиях у меня после обеда поубавилось.

По мере того как время шло к ужину, я все больше склонялась к мысли, что высматривать в кантине мне надо не Элю, а кого-то от нее. Если бы мой приезд по-настоящему что-то значил для Элеоноры, она бы меня уже нашла. Ждать надо не ее, а посыльного с ее запиской. Или с запиской от Парджамы, если моя сестрица не соизволит вступить со мной в контакт. Парджама слышала от меня, что без ответа я не уеду, и ответ она мне, можно сказать, пообещала. Не важно, от кого будет записка, важно, что у меня наконец